ШРИВЕР наконец-то предавалась отдыху. Все было позади: и бесконечное путешествие, и тяготы, и мучительные усилия. Даже боль измученного тела отступила куда-то, сменившись тупым далеким биением, а душа плавала в бесконечном покое удивительного промежутка, что отделял змею от драконицы. Преображение началось; теперь от Шривер ничего не зависело. Она отдыхала. Наступит лето, и Тинталья раскидает толстый слой листьев, что укрыл коконы. Жаркое солнце озарит ее кокон, и она выйдет из него крылатой драконицей.

Путь, полный опасностей и трудов, был наконец пройден. Когда Совершенный и Та, Кто Помнит, привели их к устью реки, змеи долго не могли поверить себе. Бурный поток молочно-белой воды очень мало напоминал прежнюю Змеиную Реку. Так что вверх по течению они двинулись, одолеваемые очень даже понятными сомнениями. Многие расстались с жизнью еще в низовьях. Сама Шривер не пала духом лишь благодаря отчаянным уговорам Тинтальи. Но и она пришла в полное отчаяние, когда они увидели перед собой неуклюжее сооружение из бревен, воздвигнутое двуногими. Вода была слишком мелкой, а повороты — слишком узкими, почти непреодолимыми. Эти люди определенно ничего не знали о змеях, так с какой стати ей было им доверять? И Шривер сдалась окончательно. Но в это самое время неизвестно откуда появился Старший. Совсем молоденький. И, наплевав на опасности, коими грозила ядовитая вода реки и слизь змеиных тел, он бесстрашно вышел на бревна и обратился к Шривер, умоляя сделать еще усилие. Его слова были сладостны, словно тихий шум ветра под крыльями. Он стал рассказывать обессилевшим змеям о чудесной награде, что ждала их впереди. Надо лишь добраться до полей закукливания, говорил он, и награда будет обретена! И ему удалось сделать невозможное: он отвлек мысли Шривер от мучительного настоящего и обратил их к великолепному будущему. Помнится, она оглянулась на собратьев и увидела, что они тоже воспрянули духом. Лабиринт, сооруженный людьми, уже не казался им таким подозрительным, и один за другим они лезли внутрь, забывая даже о боли, что причиняли им бревенчатые углы.

На берег они тоже выбирались с ужасными мучениями и превеликим трудом. Отчасти потому, что предыдущие поколения проделывали это в теплую погоду, а не по зимнему холоду. Помнится, кожа Шривер тотчас же начала обсыхать, причем слишком быстро. И у нее не было никакого доверия к людям, что бросились к ней с какими-то бочками. А люди явно боялись ее гривы. Тем не менее они вывалили около нее целую гору черной с серебряными прожилками грязи, и она принялась извиваться, стараясь вываляться как можно больше. Рядом с ней собратья по Клубку изо всех сил занимались тем же. А между ними, уговаривая и подбадривая, расхаживала Тинталья. У некоторых просто не было сил заглатывать грязь и потом отрыгивать ее, перемешанную со слюной, чтобы получались длинные нити. Шривер и сама еле-еле достроила свой кокон. Она едва могла поднять голову достаточно высоко: несколько раз ей казалось, что от усилия у нее вот-вот лопнет спина!

Из-за этого она работала несколько медленнее остальных. И успела увидеть, как скрылись в коконах Сессурия и Моолкин. Когда они благополучно притихли внутри, а коконы стали обретать тускло-серый оттенок, Шривер почувствовала себя до некоторой степени покинутой, но в то же время обрадовалась за друзей. Теперь у этих двоих точно будет все хорошо. Можно надеяться, что тоже вылупятся следующим летом. Шривер искренне скорбела по Теллару, стройному певцу, что пал в бою с кораблями. Калсидийцам удалось убить и алого Силика. Зато гигант Киларо успешно закуклился неподалеку от Шривер. «Значит, — думалось ей, — не стоит мне попусту изводить себя мыслями о тех, кто погиб. Нужно терпеливо ждать летнего солнца. И счастливого пробуждения друзей, что выжили и сейчас засыпают рядом со мной…»

И она отпустила свое усталое сознание в свободный полет навстречу грядущему лету. Очень скоро над Шривер вознеслись синие-синие небеса, осененные крылами множества драконов.

Ибо Повелители Трех Стихий воистину возвратились.